Альфа-фетопротеин в иммунодиагностике опухолей

О возможности иммунодиагностики по α_F в период его обнаружения и анализа феномена мы не думали. Не только из-за недостаточной медицинской ориентации, но и из-за того, что значительная часть мышиных гепатом, особенно первичных, α_F не продуцировала, и в то же время он образовывался при регенерации печени. α_F – как маркер пролиферативных состояний в норме и патологии – не казался нам в плане диагностики рака печени привлекательным. Мы не знали тогда, что у крыс и, особенно, у человека, в отличие от мышей, α_F гораздо чаще сопровождает первичные гепатомы и гораздо, в десятки раз, меньше продуцируется при регенерации печени. Не знали, но были уверены, что у человека должна быть та же закономерность, что и у мыши.

Шаг в диагностику сделал астраханский биохимик, зав. кафедрой биохимии Астраханского медицинского института – Юрий Семенович Татаринов. Он был заочным докторантом у Арона Евсеевича Гурвича, моего близкого товарища и коллеги по отделу Зильбера, руководителя лаборатории химии и биосинтеза антител. А.Е. познакомил нас, и Татаринов принял близко к сердцу нашу систему анализа и нашу философию иммунодиффузии, тем более, что до того пользовался анафилаксией с десенсибилизацией и простой преципитацией. Он, как и многие медицинские биохимики, последовал работам С.Я. Капланского, показавшего, что при болезнях печени меняется антигенная специфичность многих сывороточных белков, включая альбумин, и что, следовательно, можно создать на этой основе иммунодиагностику разных заболеваний. Татаринов был первым, или одним из первых, кто стал приходить к противоположным выводам, чем нас с А.Е. очень расположил. Мы симпатизировали и всемерно помогали ему. Наша работа по α_F была в стране уже широко известна не только по докладу на съезде (1962 г.), но и по изложениям в различных откликах и рецензиях, связанных со съездом, например (Абелев и Ирлин, 1963 г.). При этом и сами полные публикации вышли в начале и середине 1963 г. (в феврале и августе) (Abelev, 1963; Абелев, 1963; Абелев и др., 1963 г.; Abelev et al., 1963). [ Abelev, G. I., Perova, S. D., Khramkova, N. I., Postnikova, Z. A. and Irlin, I. S., Production of embryonal α-globulin by transplantable mouse hepatomas. Transplantation 1:174-180, 1963; Эмбриональный сывороточный альфа-глобулин и его синтез перевиваемыми гепатомами мышей. Г. И. Абелев, С. Д. Перова, И. И. Храмкова, 3. А. Постникова и И. С. Ирлин ]

Не буду писать о некоторых коллизиях, связанных с приоритетными делами. Я очень ценил, что Татаринов впервые обнаружил α_F при гепатомах у человека и предложил использовать его в иммунодиагностике гепатоцеллюлярного рака. Так я всюду и писал и говорил в докладах (Abelev, 1965; 1968; 1970). Я не был сторонником объединения наших работ в одно «открытие и применение», но по упорному настоянию А.Е. Гурвича согласился объединить наши работы в одно открытие «у животных и человека», но с тремя четко разграниченными приоритетами: (см. Абелев и др. 1971 г. а)

– α_F – в сыворотках животных при раке печени – приоритет 1962 г.;

– α_F – у гепатомных больных – приоритет 1963 г.;

– α_F – при тератобластомах (ТБ) – приоритет 1966 г.

Но в возможность иммунодиагностики я не очень верил и считал результаты Татаринова завышенными. Он обнаруживал ЭСА (эмбриональный сывороточный α-глобулин) у всех больных – сначала 2, потом 4 – при полном отсутствии α_F в контролях. Я не хотел внедряться в его область и удерживал от этого своих сотрудников, но С.Д. Перова, моя ближайшая помощница, сама приготовила антисыворотку к человеческому α_F, не очень сильную, но вполне пригодную для его определений. Где-то году в 1965 Н.И. Переводчикова, химиотерапевт из Института Экспериментальной Патологии и Терапии Рака (ИЭПиТР) обратилась ко мне с предложением провести диагностическую оценку α_F-теста. Я направил ее к Татаринову, который занимался этим делом, но она настаивала на работе с нами. В конце концов, я согласился, и работа быстро пошла. Сбором сывороток занималась аспирантка Н.И. Переводчиковой, И.В. Ассекритова, патоморфологической диагностикой – Н.А. Краевский, крупнейший профессионал в этом деле, клиническим отбором пациентов – Н.И. Переводчикова, тестированием – С.Д. Перова.

Работа пошла энергично – было собрано 28 образцов крови от больных первичным раком печени и, помимо многих обычных контролей, была взята группа эмбриональных карцином яичка (тератобластом яичка – ТБ). Результаты серологических определений были очень определенны – около 75% α_F - положительных при ГЦР, 0% – при холангиокарциномах (ХЦР), несколько позитивных – при смешанной форме ГЦР-ХЦР и совершенно неожиданно – 30% положительных при ТБ. Результаты при ТБ казались тоже логичными, т.к. ТБ – полипотентная опухоль, которая могла развиваться и в сторону эмбриональной печени. При опухолях иной локализации (кроме печени и яичка) α_F обнаружен не был.

Первые результаты по ГЦР мы передали Татаринову, как подтверждающие, и опубликовали, присоединив свои данные к его (Татаринов и др. 1966), а наши данные по ГЦР и ТБ опубликовали позже отдельно (Ассекритова и др. 1966; Abelev et al.,1967) и в обзоре в Cancer Res. (Abelev, 1968), где были приведены результаты по α_F человека всех авторов, имевшиеся к тому времени. Работа 1967 г. оказала большое влияние на применение α_F-теста при ГЦР и ТБ. Причина этого, возможно, в публикации в международном журнале большого числа наблюдений, тщательной гистологической диагностике, обширной контрольной группе и обнаружению α_F при ТБ. Она вошла в число 100 статей, наиболее часто цитировавшихся по раку в период 1962–1972 гг. (Current Contents, 17, N 42, pp. 5–12, 1974) и цитируется до настоящего времени. Работа была многократно подтверждена до деталей (1). В ноябре 1967 г. я был на симпозиуме по специфическим опухолевым антигенам в США, где читал лекции в Нью-Йорке (Колумбийском университете и Слоан-Кеттеринг Институте рака), Бетезде (Национальном раковом институте), Баффало (Институте рака Розвелла Парка) и Филадельфии (Вистаровском Институте). Это были первые доклады по α_F в США и первые сведения в США о диагностическом значении α_F (Abelev, 1968). Эта поездка, безусловно, имела свой эффект и повлияла на начавшиеся вскоре очень широкие исследования по α_F и его диагностическому значению в США.

ГЦР – довольно редкое заболевание в Европе и США, но частота его в Южной Африке и Мозамбике в десятки раз выше. Было, конечно, очень интересно провести диагностическое исследование в африканских странах, но такая возможность представлялась совсем нереальной. Однако, в 1966 г. наш Институт посетили представители иммунологического отдела Всемирной Организации Здравоохранения (ВОЗ) – Говард Гудмэн (Howard Goodman) и Майкл Села (Michael Sela). Директор нашего Института О.В. Бароян, недавно вернувшийся из ВОЗ'а, где был заместителем Генерального Директора, старался, опираясь на свое влияние в ВОЗ'е, создать в Институте сотрудничающий центр (Reference Center) по иммунологии со своим, хотя бы и небольшим валютным грантом. Гудмэн и Села приехали именно для этого. Я был уже немного знаком с Гудмэном по конференции в Монте-Карло, организованной ВОЗ'ом в 1965 г., и имел от него небольшой ВОЗ'овский грант , а с Л.А. Зильбером Гудмэн был знаком много лучше. И Гудмэн, и Села были полны желания установить контакты с гамалеевскими иммунологами, они во всем шли нам навстречу, и я тогда поговорил с Гудмэном о возможности получить сыворотки от больных раком печени и любой контрольной группы из Южной Африки, разумеется, в шифрованном виде. Гудмэн, неожиданно для меня, сразу же отреагировал на это предложение и сказал, что как раз сейчас ВОЗ организует референс-центры в Африке и, если я соглашусь поехать поработать и обучить местных сотрудников в один из центров, то ВОЗ поможет организовать такую работу. Я очень хорошо понимал нереальность такого проекта (2) и говорил, что лучше получить сыворотки и исследовать их здесь. На том разговор и кончился, но Гудмэн так дела не оставил, и через некоторое время я получил письмо из ВОЗ'а от Gregory O'Conor'а, патоморфолога, который, ссылаясь на Гудмэна, писал, что их отдел (а это уже был только еще создававшийся МАИР (3)) заинтересован в серологическом тесте на рак печени, чтобы получить объективные данные о частоте рака печени в разных районах Африки, различающихся, в частности, по потреблению афлатоксина (гепатоканцерогена для рыб и птиц).

О'Конор писал, что нам следовало бы встретиться в Женеве, чтобы обсудить возможное сотрудничество. Я отвечал, что лучше было бы получить коллекцию сывороток сюда, т.к. понимал малую реальность выезда в Женеву. Затем О'Конор написал, что он собирается в поездку по нескольким странам Африки и обсудит с местными патологами и иммунологами возможность организации такой работы. В начале 1967 г. (в конце февраля или в марте) я получил очень возбужденное письмо от О'Конора, который писал, что он посетил Дакарский Университет в Сенегале, в Западной Африке, где тоже очень высока частота рака печени, и где проф. Массиеф (Rene Massеyeff) получил очень обнадеживающие результаты по α_F в диагностике рака печени. Эту работу Массиеф ведет совместно с Грабаром и Уриелем из Института по изучению Рака в Вильжуифе.

О'Конор предлагал как можно быстрее приехать в Женеву, чтобы начинать работу в Африке. Я отвечал, что лучше получить образцы сывороток в Москве, но очень скоро из Женевы пришла телеграмма от Гудмэна и О'Конора, срочно вызывающая Барояна и меня в Женеву для обсуждения африканского проекта. Я отнес телеграмму Барояну и все завертелось с такой скоростью, что все документы для поездки были готовы через неделю. В марте 1967 г. вместе с Барояном мы были в Женеве, куда был приглашен также П.Н. Грабар и Дж. Уриель. В Женеве нас принимал Гудмэн и его помощник Зденек Трнка, человек очень активный, экспансивный и доброжелательный. Предлагалось организовать под эгидой ВОЗ'а и МАИР'а совместную работу по проверке α_F-теста с вовлечением в работу африканских исследователей, работающих по раку печени в Сенегале (Дакар), Конго (Киншаса), Нигерии (Лагосе), Уганде (Кампала) и Кении (Найроби). От Европы – О'Конор (МАИР), Уриель (Вильжуиф) и я (Москва). Деньги на поездку и дальнейшую работу выделялись ВОЗ'ом. Уриель отнесся к предложению очень сдержанно, сказав, что с Дакаром они уже работают сами, а в остальных странах они не очень заинтересованы. Я с радостью согласился, но сказал, что диагностические работы начаты были Татариновым, который работает в Астрахани, где вести такого рода исследования гораздо труднее, чем в Москве, и что я готов разделить деньги на мою поездку на двоих, чего, безусловно, хватит. (Это был не только жест доброй воли, т.к. бóльшую часть денег мы все равно сдавали Министерству). Гудмэн, хотя и без большого энтузиазма, согласился. Думаю, что он считал, что одного советского человека все равно не пустят, а вдвоем – пустят. Не помню, тогда же или перед самой поездкой, я познакомился и с О'Конором.

Через год, в марте 1968 г., вместе с Татариновым, через Лион и Париж мы вылетели в Дакар, где к нам должен был присоединиться сотрудник МАИР'а Альберт Туинс (Albert Tuyns) – международный чиновник, бельгиец,, очень опытный сотрудник и обаятельный человек, говорящий к тому же на французском, английском и многих других языках.

Нашей задачей, поставленной в Лионе, было установление научных и рабочих контактов в африканских центрах ВОЗ'а и университетах – контактов, только на равных, и только на основе взаимной заинтересованности. Предполагалось, что в случае успеха эти центры соберут коллекцию ГЦР и контрольных сывороток, которые после шифрования будут посланы Уриелю в Вильжуиф, где они будут разделены на три порции, лиофилизированы и посланы в Москву, Астрахань и оставлены в Вильжуифе – для независимого тестирования в трех центрах на α_F. Все результаты должны были быть посланы О'Конору для расшифровки и обсуждены на специальной конференции в МАИР'е или ВОЗ'е.

В конце марта 1968 г. мы прибыли в Дакар, а затем должны были ехать в Абиджан (Берег Слоновой Кости), Кампалу (Уганда) и Найроби (Кения). Мы взяли с собой все необходимое для постановки α_F-теста: лиофилизированную тест-систему, капилляры, навески для приготовления агара, штампы для пробивания лунок, иглы для отсасывания агара из лунок, стекла для постановки реакции, алмазные карандаши по стеклу. Все приготовила Света Перова. Единственное, что мы просили в местных лабораториях – это эксикаторы, в которые ставились стекла с агаровой преципитацией. Приехав в лабораторию, мы предлагали дать нам сыворотки больных (все лаборатории были при госпиталях, а в госпиталях всегда были больные ГЦР и разными болезнями печени) и тут же ставили реакцию на α_F, – разумеется, не зная диагноза. Все постановки мы делали абсолютно открыто, на глазах у сотрудников лабораторий, все показывая и объясняя. В каждом центре мы оставляли тест-систему. На следующее утро я обычно читал лекцию об α_F. Твинс переводил мой «английский» на французский. Текст лекции был приготовлен еще для поездки 1967 г. по США (Abelev, 1968). В конце я говорил – «на этом слайде – результаты, полученные в Астрахани и в Москве, а вчера вечером мы проверили сыворотки нескольких больных из вашего госпиталя, эти результаты д-р Туинс напишет на доске, а врач вашего госпиталя, отбиравший больных, расшифрует их диагнозы». Результаты были ошеломительны, они расшифровывались под аплодисменты аудитории. Причем, времени на повтор у нас обычно не было и любая ошибка в диагнозе, шифровании или при постановке реакции могла иметь плохие последствия. Тем более, что везде, кроме Дакара, где работал Массиеф, знавший уже ценность теста, нас принимали вначале как бродячих фокусников, без серьезного доверия. За нашей поездкой тщательно следил О'Конор из Лиона и был очень доволен ее результатами. Мы договорились во всех центрах и обо всем – о сборе и испытаниях сывороток, о проведении совместной работы по иммунолокализации α_F с Массиефым, о приезде на рабочее место к нам Бастериса, молодого аспиранта из Массиефской лаборатории и сотрудника Макереровского университета из Кампалы – д-ра Моди. Мы договорились о проведении массового скрининга на α_F населения Берега Слоновой Кости. Все прошло отлично, все были довольны – шифрованная работа вскоре началась, у нас ее вели С.Д. Перова и В.С. Полторанина – абсолютно ответственно.

К 1970 г. были подведены итоги эксперимента, О'Конор подготовил совместную статью, которая как бы ставила штамп МАИР'а и ВОЗ'а на α_F-тест и была опубликована сначала в Cancer (O'Conor et al. 1970), а затем переведена для Вестника АМН (О'Конор и др. 1970). Африканская поездка была описана мною в очерке по истории иммунодиагностики рака (Abelev, 1989). Конференция в Лионе (1969 г.) обсудила итоги африканского эксперимента и ввела новую терминологию: α_F был переименован в альфа-фетопротеин (АФП), а крысиный α₂ – в α_м (α-макроглобулин). Этой работой был завершен цикл исследований по диагностическому значению α_F-теста в его стандартной модификации, с чувствительностью 1-3 мкг/мл.

Отработанная техника полуколичественного определения АФП, вполне удовлетворяющая потребности клинической диагностики, позволила нам перейти к производственному изготовлению стандартного набора (кита) для определения АФП в сыворотках человека. В основу набора была положена отличная сыворотка, полученная А.И. Гусевым и А.К. Язовой иммунизацией кроликов очищенным ими АФП в лимфоузел (Гусев и Язова, 1970 а, б). В качестве антигена в набор вошел коммерческий препарат человеческого плацентарного альбумина, выпускаемый Мечниковским институтом, в котором Гусев обнаружил ~ 50 мкг/мл АФП. Набор включал также стандартный штамп для полумикромодификации иммунодиффузии, стеклянную пластинку с бортиками стандартной высоты, т.е. все необходимое для постановки иммунодиффузии в любой клинической лаборатории (Гусев и др. 1971, 1987). С 1971г. набор стал выпускаться производством ИЭМ им. Н.Ф. Гамалеи. Он был очень дешев – 10 руб. (4) с набором реактивов на 80–100 определений и всем «оборудованием». Набор приобрел широкую популярность, регулярно заказывался более чем в 100 адресов страны. Набор использовался также едва ли не для любых демонстраций иммунодиффузии и различных исследований этим методом. Он вошел в большой практикум по иммунохимии на кафедре вирусологии МГУ. Набор выпускался и продавался Институтом Гамалеи до середины 90-х годов. Когда мы стали переходить на радиоиммунодиффузию (РИД), то производственный отдел Института Биофизики МЗ СССР стал выпускать I¹²⁵-анти IgG кролика (предприятие «Изотоп»), который расширил применение набора в «невидимую» область (см. «Методы»). Д.А. Эльгорт, работавшая с РИД, способствовала его внедрению в Ташкентский Институт Онкологии, где на его основе была выполнена хорошая кандидатская диссертация (Абдуллаева, 1974).

В июле 1971 г. в разгар наших исследований по иммунодиагностике в Кампале (Уганда) должна была состояться Международная конференция по раку печени и его международным исследованиям в Африке, созываемая Национальным раковым институтом США и Макереровским университетом в Уганде. У меня была opening lecture по АФП. Я просил включить Татаринова в число приглашенных участников, что и было сделано. У меня уже было все готово, включая билеты на самолет, но накануне все не было и не было решения выездной комиссии и, наконец,, стало ясно, что поездка не разрешена. Это не было неожиданностью – в прошлом году мне был обещан перевод в «невыездные» Могущественной Организацией, с которой у меня не сложилось требуемого взаимопонимания. (5) Наступил многолетний запрет, который враз обрушил международные контакты с ВОЗ, МАИР, Африкой по важнейшей работе, вклад которой в международную науку и здравоохранение был признан научным сообществом и относился к весьма важным достижениям отечественной науки. Вред от их запрета был очень большим, а внутри страны он привел к попытке разрушения нашего отдела и к очень большим потрясениям, а, в конце концов, к переходу из Института Гамалеи в Онкологический Центр. Частично этот период описан в очерке о В.А. Энгельгардте, нас тогда поддержавшем (Абелев, 1993 и в главе «Драматические страницы…» 2 части этой книги). Но, несмотря на все потрясения, к 1971 г. у нас уже была готова иммуноауторадиография (ИАР) на АФП, имеющая предел чувствительности 40–50 нг/мл (см. «Методы»). С помощью ИАР мы начали переисследование собранной нами коллекции сывороток больных ГЦР, ранее отрицательных при стандартной постановке, а также пациентов с ТБ и африканской коллекции сывороток. Этой работой в основном занималась Д.А.Эльгорт, что и составило ее кандидатскую диссертацию (Elgort et al., 1972; Эльгорт, 1973). Чувствительность ИАР как раз соответствовала патологическим значениям АФП (≥ 40 нг/мл), и полученные нами данные, благодаря абсолютной специфичности метода и тщательности диагностической оценки больных, на мой взгляд, наиболее точно отражали истинную картину. Они показали, что ГЦР сопровождается АФП ~ в 70% случаев (в России и Европе вообще) и существенно выше (~ 80%) в Африке. Процент АФП-положительных случаев при ТБ яичка существенно вырос (с 30% до ~ 80%), при этом четко выявился волнообразный подъем АФП (~ в 15% случаев) острого вирусного гепатита, при метастазах различных опухолей в печень, но очень редко при циррозах печени. Наибольшая частота (~ 90%) и наивысший уровень (≥ 1 мг/мл) были обнаружены при детских гепатобластомах (Абелев и др., 1971; Эльгорт и др. 1971; Эльгорт и др., 1972).

В крови беременных АФП обнаруживался почти во всех случаях. Эти результаты, полученные высокочувствительным тестом были первыми, и были впервые представлены в большом обзоре в «Transpl. Reviews» (Abelev, 1974) и в докладе, посланном на конференцию по альфа-фетопротеину в Ниццу (Abelev et al., 1974), где никто из лаборатории не присутствовал. Впоследствии в нашей работе с Д.А. Эльгорт были собраны все данные по иммунодиагностике ГЦР, гепатобластом, тератобластом и всех контрольных заболеваний, проанализированные в мире на АФП с учетом чувствительности определений, которые составили главу «Alpha-Fetoprotein» в руководстве J. Holland'a & E. Frei'a «Cancer Medicina (Abelev & Elgort, 1982) и отдельно опубликованы у нас (Абелев и Эльгорт, 1980.). Кроме того, международный опыт настоятельно рекомендовал диагностику и мониторинг герминальных опухолей (Абелев и др., 1979). Клинический раздел иммунодиагностики опухолей был закончен. АФП-тест стал рутинным в клинической практике. Он был одобрен Food and Drug Administration США (Schwartz, 1995) (6). Он вошел в учебники и руководства по онкологии и иммунодиагностике опухолей, такие как: Л.А. Дурнов «Опухоли печени у детей», М., 1980; J.Holland and E. Frei (eds.) «Cancer Medicine» II ed. 1982; S. Sell (ed.) Cancer Markers, 1980; S. Sell, Serological cancer markers. 1992; R. Herberman and K. McIntire, (eds.) Immunodiagnosis of Cancer, v. I & II, 1979; R. Herberman & D. Mercer (eds). Immunodiagnosis of Cancer, II ed., 1990.

В практическом отношении выдвигались новые задачи: это прежде всего выявление патологий беременности, что было обнаружено работами английских исследователей Brook & Sutcliff. Мониторинг беременности – сейчас уже более, чем рутинный тест для пренатального выявления анэнцефалии и spinа bifida (7) – требовал массовых определений, несравнимо более широких, чем при опухолях, и притом высокочувствительных и количественных. Диагноз здесь ставился по превышению сывороточного уровня АФП при беременности втрое над средним уровнем. Но средние уровни при 15-16 недельных беременностях были ниже 0,5 мкг/мл и количественное определение не по титру АФП, а по его непрерывной шкале было обязательным. РИД здесь мог быть применен, но в варианте одномерной диффузии по Мансини, что было и хуже, и много сложнее, чем РИА или ELISA с хорошими и тщательно выверенными иммунореагентами.

Вторая, уже более специальная задача – использование АФП для скрининга групп высокого риска на ГЦР. Это требовало обследования тысяч (а в Китае – миллионов) людей на АФП с помощью высокочувствительных тестов. В Китае использовали для этих целей непрямую гемагглютинацию, выявив десятки операбельных ГЦР среди населения, а в Африке – РИА и ELISA.

После африканской поездки мы получили большую партию сывороток от населения Берега Слоновой Кости и начали их проверку методом РИД (Эльгорт, Соколенко, Любашевская). Это была громоздкая, довольно опасная (I¹²⁵) и практически неподъемная работа, которая со временем захлебнулась, выявив единичные положительные сыворотки, скорее всего, от беременных женщин. Стало очевидно, что такого рода исследования нам «не по зубам», что нужны более простые методы для массовых рутинных исследований.И здесь мы пошли по двум направлениям. Первое – использование метода агрегат-гемагглютинации (АГА), предложенного А.М. Оловниковым, бывшим нашим сотрудником, а в то время – сотрудником А.Е. Гурвича. Принцип метода заключался в том, что антитела (в нашем случае анти-АФП) агрегировались сшивкой бифункциональным агентом, после чего растворимые их агрегаты конъюгировались с эритроцитами. Эта система давала высокочувствительную гемагглютинацию в присутствии антигена и была адаптирована для определения АФП (Оловников и Цветков, 1969; Tsvetkov et al., 1971). Но она имела два недостатка – была довольно сложна (а, главное, нестандартна) в приготовлении и не была пригодна для длительного хранения и транспортировки в другие города страны. Но тем не менее, АГА была очень хорошо и воспроизводимо освоена и налажена Т.И. Бирюлиной и Д.М. Левиной, которые и применяли ее с успехом для рутинных клинических тестов в Онкологическом научном центре в течение более 15 лет, с 1975 г. до середины 90-х годов. АГА в Онкоцентре была постепенно вытеснена иммуноферментным набором на АФП компании Hoffman La Roche. В этом вытеснении важную роль играла не только простота и удобство набора, включающего всe необходимое для проведения реакции вплоть до автоматического регистратора ее результатов, но и вся полнота ответственности за результат, лежащая на фирме-изготовителе.

Вторая линия внедрения высокочувствительного теста на АФП была связана с изготовлением РИА-набора на АФП. В начале 80-х годов к нам обратился сотрудник Ташкентского Института онкологии, радиолог Е.С. Прус, с предложением создать коммерческий набор для РИА на АФП. Прус брался за изотопную часть работы – метку антигена I¹²⁵, стандартизацию теста и создание простого и доступного счетчика радиоактивности для набора. Мы должны были обеспечить иммунологическую часть работы – антитела, антиген и специфичность теста. Этим занялся А.И. Гусев. Набор должен был быть доступен (по стоимости) рядовым онкологическим учреждениям страны. Работа шла вполне успешно, и Ташкентский завод («Радиопрепарат») с 1985 года начал выпускать РИА-наборы на АФП, причем вполне качественные и недорогие. Планировался переход на моноклональные антитела и на производство РИА-теста на раково-эмбриональный антиген. Для развития этих работ было принято постановление МЗ СССР и ГКНТ о строительстве в Ташкенте специального завода для производства радио-иммунодиагностикумов на АФП, РЭА и хорионический гонадотропин на основе моноклональных антител. К нам были присланы три сотрудника строящегося завода для иммунохимической подготовки, и все дело приобретало большой размах и реальные черты. У А.И. Гусева был очень хороший препарат РЭА, моноклональные антитела, а также поли- и моноспецифические антитела к нему (Гусев и Чакеев, 1987; Чакеев, 1987). Но в начальный период перестройки, когда медицинские учреждения лишились средств для приобретения оборудования и реагентов, продукция «Радиопрепарата» лишилась сбыта, а квалифицированные сотрудники стали разъезжаться. Распад Союза прервал производственные связи с Ташкентом, но завод был построен и даже выпускал АФП, с ориентацией на терапевтическое его применение, не имеющее, правда, серьезного обоснования. Двое сотрудников из Ташкента, готовившихся у нас, уехали за границу.

Кратко упомяну о странной истории начала 90-х годов, когда вся страна (Москва, Ленинград, Пущино, Новосибирск вплоть до Владивостока) была охвачена неизвестно откуда и неизвестно для чего взявшимся спросом на очищенный АФП. Препарат очень дорогой – по каталогам Sigma до 4000$ за мг. Бизнесменов охватило безумие, они предлагали любые средства за производство АФП. У меня был буквально раскален телефон от просьб и предложений. Но мне с самого начала было ясно, что под этим нет никаких научных оснований и что реального спроса на препарат не будет. И я долго не включался в эту эпопею. Но сначала в бизнес по производству АФП в качестве консультанта вступил А.И. Гусев, выделяя часть оплаты для лаборатории. Затем с предложением к нам обратился вполне серьезный бизнесмен С.А. Альтштейн. Мы должны были приготовить производственные количества моноклональных антител для иммуноаффинной очистки АФП и обеспечить качество этой очистки. Для всего этого дела С.А. Альтштейн организовал акционерное общество «Полла», нашел инвесторов и обеспечил вполне реальную зарплату участникам этой работы. Это очень помогло лаборатории в трудный период начала 90-х годов. Препарат был приготовлен при довольно скромной реализации.

Вся эта эпопея привела к накоплению безумных количеств АФП в стране и кончилась в коммерческом отношении ничем. Никакого спроса, кроме небольших количеств для диагностики, так и не обнаружилось. Кто затеял этот бум, до сих пор неизвестно, по крайней мере, нам.

Подводя итог нашему вкладу в диагностику по АФП, мы можем суммировать его как:

а) Открытие продукции и секреции АФП гепатомами, создавшее теоретическую основу для иммунодиагностики ГЦР и существования особой группы онкофетальных опухолевых маркеров;

б) Подтверждение, расширение и уточнение первой демонстрации АФП при ГЦР человека, сделанной Ю.С. Татариновым и инициация международного эксперимента;

в) Первая демонстрация АФП при тератобластомах яичка, экспериментальное обоснование этого явления и клиническая иммунодиагностика ТБ;

г) Первая оценка высокочувствительных определений АФП в иммунодиагностике и мониторинге ГЦР и ТБ яичка и яичников;

д) Первый производственный набор для определения АФП на основе собственных высокоактивных антител к АФП;

е) Разработка высокочувствительного агрегат-гемагглютинационного теста на АФП и его клиническое применение;

ж) Участие в создании первого в стране радиоиммунологического набора для определения АФП человека;

з) Построение эпитопной карты АФП человека, необходимой для конструкции диагностических наборов на основе моноклональных антител (см. «Альфа-фетопротеин»).

*  *   *

Очень важно, что АФП был первым иммунодиагностическим опухолевым маркером, помимо известного ранее миеломного глобулина и белка Бенс-Джонса, которые всегда рассматривались как особый, специальный случай, присущий только плазмоцитомам.

Далее АФП был первым онкофетальным антигеном, открывшим эту группу опухолевых антигенов.

Вслед за АФП и под его влиянием (буквально вслед) был открыт раково-эмбриональный антиген (РЭА) (Голд и Фридмэн, 1965) и еще несколько лет спустя (1969г.) было показано его диагностическое значение в качестве серологического маркера опухолей прямой и толстой кишки. Эти два маркера – АФП и РЭА – легли в основу иммунодиагностики рака, – области, расширившийся в последующие десятилетия до важного направления в клинической и фундаментальной онкологии и фармацевтической промышленности.

В 1972 г. была организована международная группа по эмбриональным белкам при раке, преобразованная в 1980 г. в Международное общество раково-эмбриональной биологии и медицины (ISOBM – Int. Soc. Oncodevelopmental Biol. аnd Меd.), со своим журналом, ежегодными конференциями в разных странах мира и монографиями, включающими труды конференций. ISOBM официально считает своим началом открытие АФП.

Иммунодиагностика рака – первый вклад иммунологии рака в клинику, начало чему было положено открытием и применением АФП.

Примечания