Здравый смысл №2 зима 1996/1997, с. 73–77

Гарри Абелев
Ценности гуманизма в жизни диаспор

Исторические судьбы многих народов привели их к частичному, а иногда и полному рассеянию среди других народов, – к образованию диаспор – диффузных или компактных очагов «инородцев» среди других наций. Эти очаги идут или к дальнейшему обособлению, или к интеграции с нацией «реципиента», или к полному поглощению диаспоры, ее ассимиляции преобладающей нацией.

Социальные взрывы: революции, гражданские войны, распад империй, скажем, Британской или Австро-Венгерской, – ведут к волнам эмиграции. Дезинтеграция у нас на глазах Советской сверхдержавы привела к мгновенному образованию диаспор – российских в Прибалтике, Средней Азии, на Украине, в Белоруссии, Молдавии и Закавказье. В свою очередь, эти страны оставили свои диаспоры в России. Мир диаспор ощутимо пополнился.

В этих заметках я хотел бы обратить внимание на позитивный потенциал диаспор, взглянуть на их своеобразный мир, как на особенно восприимчивый к демократии и гуманизму.

Что объединяет диаспору, выделяет ее в особую группу, если, конечно, это не гетто и не Гарлем, а группа диффузная, не ограниченная законом или традицией? Таким определяющим фактором, создающим незримую основу диаспоры, является, на мой взгляд, общность судьбы прошлой или будущей, либо той и другой вместе, а также ощущение своего меньшинства и реальной или потенциальной незащищенности и уязвимости. Эта общность судьбы и психологии сближает людей, создает у них общие интересы, надежды, заботы и тревоги, сходные отношения к окружающему миру, объединяет в неформальные сообщества. Она же делает диаспору особенно чувствительной и восприимчивой к демократии и гуманизму.

В самом деле, основа благополучия и даже самого существования диаспор – это уважение государством и другими властными структурами прав меньшинств: национальных, политических, религиозных и культурных. Но это и национальная, религиозная и политическая терпимость со стороны окружающего диаспору народа и его традиций. Гуманизм и права человека идут здесь рука об руку, как впрочем, всегда и во всем. Любая дискриминация, независимо от «размера», образует непрерывный ряд – от проверки документов у «лиц кавказской национальности», через печально памятный «пятый пункт», до чудовищных призраков Освенцима.

Диаспоры едва ли не самый чувствительный индикатор отклонения общества от демократии и гуманизма. Они каким-то шестым чувством, как животные перед землетрясением, ощущают надвигающуюся опасность и начинают отторгаться от общества – либо обособляясь, либо вырываясь из него, а чаще – и то, и другое вместе. И, наоборот, чем уважительнее государство и общество к правам человека, чем терпимее традиции народа и чем глубже гуманизм общества, тем органичнее входят в него диаспоры, тем глубже их интеграция и ассимиляция. Из США или Англии практически не эмигрируют ни по национальным, ни по религиозным, ни по политическим мотивам. Терпимость, – нелегко складывавшаяся, но в настоящее время прочная традиция этих государств и наций.

В нормальном обществе диаспоры космополитичны, национализм – их первый враг. Патриотизм диаспоры – не в поисках превосходства и преимуществ для народа своей страны перед другими народами.

Патриотизм диаспоры – в стремлении, чтобы она и ее страна внесли как можно больше в мировую культуру, науку и искусство, в упрочение международной справедливости и порядка, в укрепление прав человека. Диаспора космополитична в том смысле, что ее шкала жизненных и культурных ценностей едина с общечеловеческой шкалой, которая как бы непрерывно переходит в ее национальную судьбу и историю. Диаспора открыта и обращена к общечеловеческому в своей собственной истории, как и в истории своей страны и мира. То же и в культуре.

Патриотизм диаспоры – во вкладе Сикорского и Бердяева, Набокова и Орбели, Гилельса и Плисецкой в мировую культуру; он противостоит дремучему национализму «Памяти», замешанному на ненависти и ксенофобии. Диаспора особенно восприимчива к общечеловеческому в культуре своей страны и в мировой культуре. Так, например, лучшие переводы Гете и Шекспира пришли к нам через поэта и прозаика диаспоры, сплошь пронизанного духом, поэзией и судьбой своей страны.

Замечательна и еще не написана история российских диаспор 20-х – 50-х годов в Средней Азии, где слились знания и культура ссыльных дворян и священников, семей «врагов народа», беженцев эвакуированных с Запада страны во время войны и «космополитов», вытесненных из центральных городов России. Они работали рука об руку с энтузиастами культурного возрождения Востока. Это были истинно интернациональные диаспоры, исполненные высокого духа культуры, энтузиазма и общечеловеческих ценностей. Именно ими были созданы очаги первоклассной медицины, образования и культурной жизни послереволюционной Средней Азии. Возродившийся в годы застоя местный национализм свел на нет благотворное влияние российских диаспор еще до выделения Центрально-Азиатских республик в самостоятельные государства.

История диаспор – это особое понимание и переживание истории страны, в чем-то отличающиеся от общенационального. Если для белых американцев война с Англией за независимость и война Севера с Югом – равно героические страницы отечественной истории, то для чернокожих граждан США они, несомненно, имеют разную ценность и эмоциональную окраску. Если для диаспор России – участие в войне с фашизмом высшее моральное и героическое событие, то уже война с Наполеоном и тем более с монголо-татарским нашествием – гораздо более отдаленные и отвлеченные страницы, хотя в целом для России они имеют едва ли не равную историческую значимость.

Самые светлые страницы в истории диаспор – это периоды становления и укрепления в обществе демократии и проявления гуманизма. Движение демократической общественности в процессах Дрейфуса и Бейлиса, отмена черты оседлости и отделение церкви от государства в России, равно как и судебная реформа 1862 г., отменившая национальные и религиозные ограничения в российской адвокатуре, едва ли эпохальные события в жизни страны. Однако для диаспор эти события имели значение не меньшее, чем отмена крепостного права.

Чувство Родины и Истории не идентичны в диаспоре и окружающей ее нации. Острая, полная лиризма тоска Марка Шагала, эмигранта, работавшего в Париже, по Витебску своего детства и юности, с покосившимися домами, местечковой жизнью, с ее печалью, весельем и даже полетом над городом – желание отдать свое творчество родной стране и городу, так ярко выраженные в его картинах и биографической книге (См: М. Шагал «Моя жизнь», 1995). И острая, полная пронзительного чувства лиризма и тоски любовь к своему родному Ельцу, эмигранта, Нобелевского лауреата, жившего во Франции Ивана Бунина, с такой нечеловеческой силой выраженная им в «Жизни Арсеньева». Как различны (хотя и не противоположны) чувства Родины у этих двух больших талантов, принадлежавших одному поколению и с, казалось бы, близкой судьбой. Как различно чувство Истории в российских пейзажах Шагала и Бунина! А сугубо российские пейзажи Левитана, Васнецова или Нестерова? И те и другие полны грусти и задумчивости, и даже сходных тем – но, если Васнецов и Нестеров неотделимы от русской истории и православия, то даже левитановские «Вечерний звон» или «Над вечным покоем» – полны просто человеческой грусти. А образы, созданные Антокольским и Суриковым? Нестор – в одном ряду со Спинозой, Иван Грозный – рядом с Мефистофелем, а в другом ряду суриковские Петр, Меньшиков и Морозова, как бы вышедшие из истории России и слившиеся с ней!

Пожалуй, не зря еврейская диаспора, интегрированная в историю и культуру России, только что вместе со всем народом прошедшая отечественную войну, преследовалась как космополитическая. Она действительно не срослась с агрессивным и дремучим национализмом, бурно расцветшим в послевоенное пятилетие под тенью воздвигавшегося железного занавеса.

Ясно что, космополитизм диаспоры, открытый миру и стимулируемый космополитизмом антигитлеровской коалиции, был несовместим с «новой» идеологией изоляционизма.

Конечно, в истории диаспор, как и в мировой истории в целом, больше исключений, чем правил. Примеров тому можно привести множество. Религиозный догматизм, национальная нетерпимость, искусственно культивируемое чувство превосходства и самоизоляции обычные проявления посредственности в диаспорах. И, конечно же, открытость к мировой культуре – не привилегия диаспор. Петр I и Екатерина Великая, Чайковский, Коровин и Серов – лишь немногие тому примеры. А национальные еврейские отряды, боровшиеся с Наполеоном на стороне феодальных империй, хотя именно войска Наполеона несли Европе и освобождение от национального неравноправия и средневекового феодализма, или послереволюционное активное участие всех российских диаспор в создании тоталитарного государства, обернувшегося против многих из них? История – это, конечно, не та наука, где все однозначно.

Но я, все-таки, уверен, что тенденция к демократии и гуманизму – это постоянная и все возрастающая тенденция современных диаспор, в целом обогащающая общественную жизнь страны. Об этом особенно важно напомнить сегодня, поскольку в России встречаются два параллельных и в чем-то противоречивых процесса: с одной стороны, зарождение и, хотя и медленное, но укрепление гражданских, политических и личных свобод, с другой – образование – в результате распада СССР – более или менее ярко выраженных диаспор. Судьба большинства из них представляется неясной. Но очевидно одно: демократизация страны, достижение экономической стабильности, здоровая социальная и национальная политика, прогрессивная реформа правовой системы, укрепление правосознания и гражданских свобод позволят традиционным и новым диаспорам в России придать ее жизни существенные импульсы гуманности и благотворного социального творчества.